Неточные совпадения
Больной удержал в своей руке руку брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин
отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и
поцеловал. Левин затрясся от рыдания и, не в силах ничего выговорить, вышел из комнаты.
Она сделала всё, что могла, — она подбежала к нему и
отдалась вся, робея и радуясь. Он обнял ее и прижал губы к ее рту, искавшему его
поцелуя.
Промежутки козаки почитали скучным занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в
цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время
отдавалось гульбе — признаку широкого размета душевной воли.
Так-то, Огарев, рука в руку входили мы с тобою в жизнь! Шли мы безбоязненно и гордо, не скупясь, отвечали всякому призыву, искренно
отдавались всякому увлечению. Путь, нами избранный, был не легок, мы его не покидали ни разу; раненные, сломанные, мы шли, и нас никто не обгонял. Я дошел… не до
цели, а до того места, где дорога идет под гору, и невольно ищу твоей руки, чтоб вместе выйти, чтоб пожать ее и сказать, грустно улыбаясь: «Вот и все!»
Отщепленной от народного
целого интеллигенции всего мира поверилось, что она окончательно вступила в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков прошлого, что знанием для нее исчерпывается восприятие мира и сознательное отношение к миру, что все человечество тогда лишь станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей души семя веры и
отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию.
Да, он манит ее уже давно. Она не сознавала этого ранее, но в тени старого сада, на уединенной скамейке, она нередко просиживала
целые часы,
отдаваясь небывалым мечтам. Воображение рисовало ей яркие далекие картины, и в них не было места слепому…
Целых пять дней боролся он с своею робостью; на шестой день молодой спартанец надел новенький мундир и
отдался в распоряжение Михалевичу, который, будучи своим человеком, ограничился тем, что причесал себе волосы, — и оба отправились к Коробьиным.
Из корпуса его увели в квартиру Палача под руки. Анисье пришлось и раздевать его и укладывать в постель. Страшный самодур, державший в железных тисках
целый горный округ, теперь
отдавался в ее руки, как грудной младенец, а по суровому лицу катились бессильные слезы. Анисья умелыми, ловкими руками уложила старика в постель, взбила подушки, укрыла одеялом, а сама все наговаривала ласковым полушепотом, каким убаюкивают малых ребят.
Он уже хотел перейти к теории любовных чувств, но, к сожалению, от нетерпения поспешил немного: он обнял Любку, притянул к себе и начал ее грубо тискать. «Она опьянеет от ласки.
Отдастся!» — думал расчетливый Симановский. Он добивался прикоснуться губами к ее рту для
поцелуя, но она кричала и фыркала в него слюнями. Вся наигранная деликатность оставила ее.
Она, может быть, хочет говорить с тобой, чувствует потребность раскрыть перед тобой свое сердце, не умеет, стыдится, сама не понимает себя, ждет случая, а ты, вместо того чтоб ускорить этот случай,
отдаляешься от нее, сбегаешь от нее ко мне и даже, когда она была больна, по
целым дням оставлял ее одну.
Ведь та, прежняя, уже не страдает, судьба ее решена, ведь той
целый век
отдается, а тут одна какая-нибудь минутка…
Иногда по
целым ночам он говорил с кем-то долго-долго, неясными, темными словами, и хриплый голос его глухо
отдавался в тесной его комнате, словно в гробу; мне тогда становилось страшно.
Пойми, она
целует, обнимает,
отдается — и она уже мать.
Чтоб отдалить минуту наказания, как я уже упоминал прежде, решаются иногда подсудимые на страшные выходки: пырнет ножом накануне казни кого-нибудь из начальства или своего же брата арестанта, его и судят по-новому и
отдаляется наказание еще месяца на два, и
цель его достигается.
По мере того как приемыш приближался к
цели своего путешествия, освещенные окна становились реже. Шум внутри фабрик
отдалялся с каждою минутой. Мало-помалу он пропал совершенно. В ушах приемыша раздавался только хляск, производимый его ногами, и шуршуканье ветра, который время от времени пробегал по соломенным кровлям.
Целая такая комната, с креслами трех замечательнейших эпох французской государственной жизни, с водой и прислугой (которой, впрочем, de facto [В действительности (лат.).] не существовало),
отдавалась за пятнадцать франков в месяц.
Казалось бы, что с сею именно
целью учреждена в С.-Петербурге известная де сиянс академия, но ежели и была такова
цель ее учреждения, то сколь много она от оной
отдалилась!
Я не был соблазнителем, не имел неестественных вкусов, не делал из этого главной
цели жизни, как это делали многие из моих сверстников, а
отдавался разврату степенно, прилично, для здоровья.
Уже давно, с первых дней заключения, начал фантазировать ее слух. Очень музыкальный, он обострялся тишиною и на фоне ее из скудных крупиц действительности, с ее шагами часовых в коридоре, звоном часов, шелестом ветра на железной крыше, скрипом фонаря, творил
целые музыкальные картины. Сперва Муся боялась их, отгоняла от себя, как болезненные галлюцинации, потом поняла, что сама она здорова и никакой болезни тут нет, — и стала
отдаваться им спокойно.
Но не стыдно ли так радоваться смерти бедной тетки только потому, что она оставила наследство, дающее мне возможность бросить службу? Правда, ведь она, умирая, просила меня
отдаться вполне моему любимому занятию, и теперь я радуюсь, между прочим, и тому, что исполняю ее горячее желание. Это было вчера… Какую изумленную физиономию сделал наш шеф, когда узнал, что я бросаю службу! А когда я объяснил ему
цель, с которою я делаю это, он просто разинул рот.
Кроме общего призвания жизни, которое состояло в служении царю и отечеству, у него всегда была поставлена какая-нибудь
цель, и, как бы ничтожна она ни была, он
отдавался ей весь и жил только для нее до тех пор, пока не достигал ее.
Иные дни он вполне
отдавался наслаждению природой и деятельностью: то раскидывался он на свежей траве, под чистым небом, то по
целым дням носился по степи на коне, перегоняя стада с одного места на другое, то располагается около огня...
Он начал припоминать ее слова. Все, что она говорила ему, еще звучало в ушах его, как музыка, и сердце любовно
отдавалось глухим, тяжелым ударом на каждое воспоминание, на каждое набожно повторенное ее слово… На миг мелькнуло в уме его, что он видел все это во сне. Но в тот же миг весь состав его изныл в замирающей тоске, когда впечатление ее горячего дыхания, ее слов, ее
поцелуя наклеймилось снова в его воображении. Он закрыл глаза и забылся. Где-то пробили часы; становилось поздно; падали сумерки.
Все еще, видно, я молод тогда был и не совсем хорошо ведал тех людей, посреди которых жил и действовал, и только уже теперь,
отдалившись от них на
целый почти десяток лет, я вижу их перед собою как бы живыми, во всем их страшном и безобразном значении…
Место возле дороги было посуше; девицы с Васильем Борисычем по-прежнему пошли друг за дружкой по лесной опушке, по-прежнему
отдалился московский посол с Парашей, по-прежнему вел ее за белую руку, по-прежнему прижимал ее к сердцу и срывал с губ Параши горячие
поцелуи.
Когда они входили в столовую, Александру Антоновичу было стыдно своего порыва, которому с такой неудержимой силой
отдалось его доброе сердце. Но радость от свидания, хотя и отравленная, бурлила в груди и искала выхода, и вид сына, который пропадал неведомо где в течение
целых семи лет, делала его походку быстрой и молодой и движения порывистыми и несолидными. И он искренне рассмеялся, когда Николай остановился перед сестрой и, потирая озябшие руки, спросил...
Но лично я привык к трупам довольно скоро и с увлечением просиживал
целые часы за препаровкою, раскрывавшею передо мною все тайны человеческого тела; в течение семи-восьми месяцев я ревностно занимался анатомией, целиком
отдавшись ей, — и на это время взгляд мой на человека как-то удивительно упростился.
«Все создания и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, богу славу поет, Христу плачет… Все — как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира
отдается… Ты для
целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя… Знай меру, знай сроки, научись сему… Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю
целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби…»
Этого мне и нужно было; всем существом
отдаться делу, наркотизироваться им, совершенно забыть себя — вот была моя
цель.
Передо мною прошел
целый петербургский сезон 1861–1862 года, очень интересный и пестрый. Переживая настроения, заботы и радости моих первых постановок в обеих столицах, я
отдавался и всему, что Петербург давал мне в тогдашней его общественной жизни.
Как истинный русак, Писемский,
отдавшись работе над вещью крупных размеров, писал запоем, просиживал
целые дни в халате за письменным столом, и тогда уже не жаловался на то, что редакторство заедает его как романиста.
В эти годы Михайлов уже
отдавался публицистике в
целом ряде статей на разные"гражданские"темы в"Современнике"и из-за границы, где долго жил, вернулся очень"красным"(как говорили тогда), что и сказалось в его дальнейшей судьбе.
Цели же, указываемые ему его разумным сознанием, кажутся непонятными, потому что они невидимы. И человеку сначала страшно отказаться от видимого и
отдаться невидимому.
Сначала, когда бригада только что двинулась в путь, он хотел убедить себя, что история с
поцелуем может быть интересна только как маленькое таинственное приключение, что по существу она ничтожна и думать о ней серьезно по меньшей мере глупо; но скоро он махнул на логику рукой и
отдался мечтам…
В молодом организме Кости сразу забушевала молодая кровь и пленительный образ Маши воплотил в себе ту искомую в эту пору юности женщину, которой
отдаются первые мечты и грезы, сладостные по их неопределенности и чистые по их замыслам. Обоюдное признание без объятий и даже без первых
поцелуев явилось настолько, однако, удовлетворяющим его чистые чувства, что сладкая истома и какое-то, полное неизъяснимого наслаждения, спокойствие воцарилось в его душе.
Исполинские четвероугольные столбы из огромных камней, истесанных, источенных ржавчиною веков, окрапленных плеснею времени, наваленных в дивном, гармоническом беспорядке, казалось, складены были всемогущею рукою природы, а не смертного; из сводов, согласного размера со столбами, грозно выглядывали каменные гиганты и готовы были задавить вас; молитвенный стон должен был
отдаваться под этими сводами, как вздох из чахлой груди не одного человека, а
целого человечества.
Слез не было, да их и понадобилось бы
целое море, нервы не расшатались, а, скорее, закалились под неожиданными ударами судьбы, идея терпения, терпения нечеловеческого, запала в ум молодой женщины, и она
отдалась вся преследованию этой идеи, не рассчитав своих сил. Как для туго натянутой струны, сделалось достаточно одного слабого удара смычка, чтобы она лопнула.
Юлия Федоровна искренно слушает его, говорит так ярко и ново для него, не затрудняется никакими щекотливыми оборотами разговора, и все-таки он не может ее схватить и поставить лицом к лицу с главным вопросом: хочет она жить по своим лучшим упованиям или будет
отдаваться все той же масляничной сумятице, без
цели, без влечения, без поэзии, даже без загула?..
— Володя… нельзя… — слабо протестовала она, а между тем
отдавалась его ласкам, отвечала на его
поцелуи, чувствовала неразрывную связь, образовавшуюся между ними, расторгнуть которую могла одна смерть.
Анна Александровна всецело
отдалась прелестям первого материнства,
целый день возясь со своим крошкой, открывая в нем все новые и новые достоинства и способности и чуть ли не гениальный ум.
— Ну, оставь вздор! Разве все самые лучшие люди ваши не сомневаются; разве они не разбежались, а остальные не ищут возможности скрыться? И ты сам теперь
отдалился разве не с тою же
целью, чтобы скрыться от прочих и спасти свою жизнь? Я тебя понимаю — ты должен сильно страдать, видя свою ошибку и слабость своих единоверцев, и я рада, что дождалась этого и могу спасти тебя: следуй скорее за мною. Я приготовила все, чтобы спасти тебя от позора и смерти.
После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен
отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней — девушке почти без состояния, — была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без
цели женитьбы было бы неблагородным поступком.
Но с одной стороны сила общего стремления к
цели Смоленска увлекала каждого в одном и том же направлении; с другой стороны нельзя было корпусу
отдаться в плен роте, и несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтоб отделаться друг от друга, и при малейшем приличном предлоге
отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались.
Чем-то совсем европейским и грандиозным пахнуло на Вадима Петровича под куполом храма: пышная роскошь украшений, истовость всего тона, простота и ласкающая гармония
целого. Ему не захотелось ни к чему придираться. Он
отдавался общему впечатлению и, уходя, дал себе слово прийти сюда утром изучить все в деталях.